Я тебя не отпущу.
Это был трудный разговор. Один из
самых трудных за всю жизнь Кеноби. Хотя разговора, как такового, не было. Бен
говорил. Люк слушал. И всё-таки диалог происходил. Люк отвечал взглядом.
Глазами. Ушами. Да, даже носом. Просто самими собой.
Это был долгий разговор. Долгий и
чрезвычайно трудный. Бен говорил. Просто говорил. Паузами. Рывками. Обрывками.
Он и не подозревал, что правда
так не хочет пролезать в горло.
Да и существует ли она - эта
хвалёная правда?
-…не могу сказать, что я его
любил. Не могу сказать. К ученикам вообще не следует привязываться. Но мне это
далось легко. Я ревновал его к последнему вздоху учителя.
-…он оказался независимым. Я даже
не думал, что раб с Татуина может быть таким независимым. А он однажды сказал,
что не думал, что в Ордене найдёт то же рабство. Невозможность уйти из Храма.
Наказание за проступок. Он не переносил этого. Не потому что наказание было
болезненным. Но оно было рассчитано на усмирение гордыни.
Мы ломали его гордость.
-…а потом появился он. Великий
канцлер Палпатин. Я и не заметил, как мой подросший ученик, после какой-то
случайной встречи в Сенате стал находить сто предлогов, чтобы сбегать из Храма.
К канцлеру. Я злился непереносимо, потому что Палпатин однозначно дал понять,
что побег падавана к нему не должен быть рассмотрен как проступок. А он нас
субсидировал.
Теперь поплясали на нашей
гордости.
-…а потом он стал меняться.
Насмешливый такой огонёк в глубине глаз. И сами глаза холодные и злые. Только
на несколько секунд. А потом он опять становился непроницаем. Но я не думал,
что он сможет притворится. Он раньше просто не умел притворяться. Канцлер
научил. Я потом узнал, что он объяснил моему ученику, что иначе ему будет слишком
сложно жить в Храме.
-…а потом убили его мать. Я помню
Геанозис. Я помню его лицо. Он стоял рядом со мной и смотрел на меня.
Прикованный к столбу, он смотрел на меня. Он был рад. Рад, что, может быть,
умрёт, но увидит, как и я умираю. Нет, он не сказал мне этого. Он сказал тогда,
около столба: моя мать умерла. И всё. Он не сказал об этом ни слова больше. Но
это было уже не важно.
-…а потом он женился на твоей
матери. И я даже был рад, болван тогда ещё не старый. Он якобы не сумел скрыть…
Отмазка ему была нужна для того, чтобы с канцлером встречаться. Нет, он любил
твою мать – но и использовал их роман для прикрытия встреч с канцлером. Он
использовал всех. Ненавижу. Паука с проницательным взглядом. Паука, который
сделал всё, что хотел, одним жестом мастера. Паука, который…
-…которому он был предан,
которого он любил – я понял это по его глазам на Мустафаре. Так смотрят не
подчинённые. Не подданные. Так смотрит союзник той стороны – на представителя
этой. Это был конец. Дело зашло слишком далеко. То, что он сделал,
заслуживает... Он…
-Расскажи.
Это была первая фраза Люка.
-Рассказать?
-Да. Что он сделал.
-Люк…
-Бен. Я должен знать, что сделал
мой отец.
-Я говорил…
-Ты говорило не в деталях.
-Зачем тебе это?
-Я хочу знать.
-Мне невыносимо туда
возвращаться. Ты… не понимаешь. Не понимаешь.
Люк кивнул:
-Наверно, да. Но почему тогда…
-Я написал ему? Не знаю. Его
дочь… Твоя сестра. Он чудовище. Он… он действительно умер. Твой отец. То, что
осталось…
-Ты запутался сам. Ты ведь ждал
его ответа.
-Да. Наверно, я ждал прощения
того – из давних лет. Того мальчишки. Которого я взял… ненавидя – и воспитал,
не любя. Суровый долг джедая. Я думаю… я думаю… я думаю – откуда в нём
жестокость. Я думаю, что воспитал её не Палпатин.
Он замолчал и стал смотреть на
руки. Наверно, он ждал, что Люк ему поможет. Но Люк не помог.
-Знаешь, - сказал Бен тихо, -
только прожив так долго и почувствовав на вкус одиночество… Я забрал тебя от
Оуэна не потому, что хотел сделать джедая. А потому что я хотел начать всё
сначала. Переиграть. Воспитать настоящего ученика. Настоящего. Такого, который…
которого я буду…
Люк смотрел на него. А он так и
не досказал.
-Что ты хочешь, чтобы я сделал? -
сказал тогда мальчишка. Для него - мальчишка. - Чтобы полетел к отцу?
-У тебя есть код его доступа.
-А ты?
-Я?.. Не знаю. Понимаешь ли, это
не сказка. Жизнь это, и я… Конечно, по всем канонам мне надо до конца
соответствовать своему статусу, верно? И до конца пронёс он в своей душе огонь
верности Ордену, до самой смерти он остался рыцарем-джедаем…
-Ужас какой, - сказал Люк.
-А?
-Ужас, - парень повёл плечами как
от холода. – До конца жизни оставаться только джедаем. До конца жизни
оставаться только Тёмным лордом. До конца жизни…
-Что?
-Ты когда-нибудь пробовал быть
просто человеком?
-Ага. Пробовал. С тобой. Вот уже
десять лет.
-У тебя получилось.
И Люк улыбнулся. Так широко, что
за улыбкой спрятался смех.
-Я не знаю, что я в конце концов
сделаю, - сказал Люк, предупреждая порыв Бена не только открыть рот, но и
сказать что-то. – Честное слово, не знаю. Наверно, мне правда надо написать
отцу. И во всём разобраться. Я пока не знаю как, но я придумаю. Но…
-Что?
-Я тебя не отпущу. Ты ведь
уходить собрался, да? Один, куда-нибудь. Так вот: я тебя не отпущу.
-Погоди, но я…
-Ты не хочешь с ним встречаться?
-Это для меня смертельно.
-Хорошо, - Люк кивнул. - Тогда я
уеду с тобой. Нас ведь всё равно не будут искать, верно?
Оби-Ван хотел что-то сказать. Не
мог. Он просто не знал, как.
-Знаешь, из тебя вышел хороший
учитель.
-Учитель?!.. - почему это
вырвалось, как вырвалось и зачем, он не знал. Как не знал, что вообще значит
этот возглас.
-Учитель. А я - ученик. Ты сам
сказал. Настоящий.
Оби-Ван медленно покачал головой.
И опустил её. И смотрел в пол.
-Значит, не ученик?
-Ребёнок...
-Я тебя не отпущу. Слышишь??
Мастер Бэйн